Мелькужо Эрзянь Мастор - Форум Страна Эрзян, Форум Эрзя народа

Крестьянское восстание или национально-освободительная война?

К 341 годовщине кровавого подавления крестьянского восстания начатого С.Разиным.

В 17 веке в России произошли события известные как Крестьянское восстание под предводительством Степана Разина, донского казака, корни которого не много не мало, а из села Ромодановского (до 1622 года - Кош-Помра), Саранского уезда (ныне пос. Ромоданово, Мордовия). Усиление централизованной власти Москвы, увеличение сроков сыска беглых крестьян до неограниченного времени, бесчинства руководящих классов, неблагоприятные условия жизни крестьян, все эти причины вызвали в крестьянской среде волнения, по масштабам являвшиеся одними из крупнейших за всю историю России. На земле эрзян и мокшан эти события были особенно отиличительными, именно тут пламя войны за освобождение из под гнёта властей приняли особенно яркий окрас:
От Симбирска(Ульяновск), где находился сам С.Разин, отправились во все близлежащие местности разинские гонцы с “прелестными грамотами” (воззваниями), разъяснявшими цель прихода казаков внутрь страны. Нижегородский летописец свидетельствует: “… повсюду казаки прелестные своя разношася писания”.
Народ встречал гонцов радостно и с волнением слушал грамотки Разина. Тот же летописец продолжает: “Воры и мятежники возмутили людей боярских (т. е. крепостных), прельстили их сатанинской прелестью…”
Быстро поднималось в народном сознании боязливо скрываемое ранее чувство ненависти к сильным и “владущим”, а прелестные грамоты призывали: “Мстите теперь вашим мучителям, что хуже турок и татар держат вас в неволе”.
Современный бытописатель не жалеет красок, рассказывая о событиях, происходивших на его глазах: “…умножался огонь ярости, гнев и свирепство воспалялись, всколебалась чернь на бояр…мир весь закачался…”
К середине сентября запылали очаги восстания во многих местах Нижегородского, Арзамасского и Курмышского уездов. “Отложились от Москвы” Василь, Курмыш, Алатырь, Лысково, Мурашкино (где были бревенчатые крепостцы – городки), Павлово Ворсма с прилегающими к ним деревнями. Восставшие заняли важнейшие переправы на Оке и броды на Кудьме.
Нижегородский воевода Василий Голохвастов боязливо доносит в Москву: “В Нижегородском уезде воры дороги все переняли и учинили по дорогам крепости, и засеки, и заставы крепкие и многолюдные; конных и пеших людей не пропускают, побивают до смерти. В Нижегородском уезде многие села и деревни выжгли и разорили, дворян, их жен и детей и людей их (приказчиков) побили, к Нижнему Новгороду подъезжают и всяким людям говорят с угрозами и воровские грамотки привозят, чтобы жилецкие (посадские) люди им город сдали и их встретили. Из тех воров два человека, приехавшие на посад с воровскими грамотками, мною пытаны накрепко и казнены смертью…”.

Люди стали подниматься десятками тысяч - практически во всех сёлах того периода, здешних мест. Так называемые "воровские письма" или "прелестные грамоты" говорили о незаконности и несправедливости действий власти, они призывали к свободе, о необходимости ликвидации крепостничества. В те беспросветные времена люди в восстании увидели шанс на освобождение, на лучшее будущее. Далеко не секрет, что основная масса крестьянского населения Окско-Сурского междуречья была этническими эрзянами(на тот момент эрзянская земля лишь век находилась в составе Московского государства), насильственное обрусение населения, его отток за Волгу начались именно после этих значительных по своему масштабу событий. С. Разин прекрасно понимал, что крестьяне Нижегородской, Симбирской и др. Поволжских губерний несомненно его поддержат - тут было особенно много "инородческого" населения - эрзя, мокша, чуваши, марийцы, татары. Именно эрзянские крестьяне в Окско-Сурском междуречьи были наиболее активны в этих событиях. События на этих землях особенно напугали Москву, например сразу несколько предводителей местных повстанцев имели в планах захват города Арзамас - Сенька Свищов, Алёшка Васильев и "Алёна-вор" (Алёна Арзамасская). Первые поражения царских войск от повстанцев вызвали замешательство в верхах. Тут же стали разрабатываться планы противодействию народным волнениям и в крупных боестолкновениях у эрзянских с. Поя(Пой веле - ныне русское) и Мамлеево (нынешний Лукояновский р-он) повстанцы, шедшие на Арзамас были остановленны. Главным центром, штабом правительственных войск стал именно Арзамас, который так и остался не захваченным повстанцами. Главным военачальником в будущей карательной компании был выбран 70-летний Ю.А. Долгорукий, князь, жестокий и хитрый воевода.
Из эрзянских отрядов восставших стали так-же выделяться лидеры: самыми значительными из них были Акай Боляев(Мурзакайко), Алёна Арзамасская, Бажат Елушев и другие.
Акай Боляев, эрзянский мурза, уроженец эрзянского села Костяшево в 17 верстах от Саранска - На счету его отряда, численность которого достигала 20 000 тыс. чел. множество продолжительных и жестоких схваток с правительственными войсками, и, хотя каратели одержали верх над повстанцами в наиболее крупных из этих сражений, в них особенно проявились выдающиеся тактические способности атамана восставших, его несомненный талант военного руководителя.
Акай Боляев прекрасно ориентировался на местности, предпринимал атаку на противника именно в том месте, где она могла дать наибольший эффект, принести самый ощутимый результат. Так, в конце октября 1670 г. он стремится удержать как ключевую позицию Ардатовский перевоз, а в начале ноября, преследуя ту же цель, вступает в упорное сражение «у Барыша-реки... за переправу». Понеся значительные потери, Акай быстро восстанавливает силы и вскоре вновь вступает в единоборство с врагом. Разбитый под Уренью, он спустя две недели во главе 15 тыс. повстанцев выдерживает ожесточенные бои близ Усть-Уренской и Кандарацкой слобод с ратью воеводы Ю. Барятинского. Восставшие терпят поражение, но и победа дается карателям нелегкой ценой.
Излагая в своей отписке подробности боя при Усть-Уренской слободе, Ю. Н. Барятинский вынужден признать, что восставшие хорошо подготовились к сражению. «А они, воры,— пишет царский воевода,— стояли за Кандараткою речкою под слободою, убрався с полками конные и пешие и поставя обоз, да с ними 12 пушек». Воевода ни в коей мере не склонен недооценивать повстанцев во главе с А. Боляевым. Наоборот, он отзывается о них так, как русские воеводы обычно отзывались в боевых условиях о серьезном неприятеле, не усматривает в их действиях ничего, что бы позволило выказать к ним пренебрежение. «А у них...— докладывал Барятинский,— у речки пехота приведена была, и бой был великой, и стрельба пушешная и мушкетная безпрестанная, а я со всеми полками конными на их конные полки наступил». Из этих строк очевидно, что царский воевода говорит о повстанцах как о равном противнике.
После поражения при Усть-Уренской слободе Мурзакай был ранен, но в короткий срок вновь повёл свой отряд в бой. Тяжелейший бой в Алатырском уезде у эрзянских населённых пунктов Баево и Тургенево, профессиональное войско карателей вновь нанесло поражение отраду Акая, и решил он тогда переждать эти события в родном селе.
Не суждено было Акаю Боляеву вновь повести за собой повстанцев. Его местонахождение стало известно царским сыщикам. Князь Долгорукий с торжеством сообщал, что «в... деревне Костяшеве... по их... посылке'; того вора поймали» и направили к нему «з головою московских стрельцов с Микифором Колобовым». А в отписке, посланной в Приказ Казанского дворца между 16 и 26 декабря 1670 г., Ю. А. Долгорукий извещал царя о том, что вынес А. Боляеву смертный приговор. «...Вора , и изменника и бунтовщика Мурзакайка велел я...— пишет этот самодовольный палач,— за многое ево воровство в Красной Слободе казнить смертью, четвертовать».
Но со страшной расправой жизнь Акая Боляева не обрывается: он продолжает жить в сердце своего народа и по праву становится одним из эрзянских национальных героев.
В районе Симбирско-Саранской черты в тесном взаимодействии с А. Боляевым сражался отряд, во главе которого стоял эрзянский крестьянин из деревни Шагурово( ныне Шугурвеле Б-Березняковского района Мордовии) Саранского уезда Пошат Елушев. Воевода Долгорукий отписывал в Москву, что «Пашатка» Елушев «ходил с мордвою атаманом и с воровскими казаками на всех боях был». В 20-х числах декабря 1670 г. П. Елушев попал в руки царских карателей. Главный подручный Долгорукого в кровавой расправе с народом — окольничий и воевода Ю. Барятинский «велел того вора По-шатка повесить»
Одновременно с ними, но в западном направлении действовал отряд единственной женщины-атамана - Алёны Арзамасской. Уроженка Выездной Слободы из под Арзамаса. С учётом того, что практически всё крестьянское население у Арзамаса было эрзянским, ей без труда удалось собрать отряд из 200 человек, т.к многие люди из окрестных сёл и деревень её знали - она занималась врачеванием травами и кореньями и целительством. Она никогда не видела Разина и действовала автономно. После, её отряд двинулся в сторону Темникова, постоянно увеличиваясь в численности, после он составлял уже 600 чел. На подступах к Темникову отряд Алёны соединился с отрядом Ф.Сидорова и в итоге их общее войско стало составлять 7000 чел. в результате им Удалось взять Темников и укрепиться в нём.
О том, как была организована оборона Темникова и близлежащих пунктов, свидетельствует донесение бежавшего из города после установления там народной власти сына боярского М. Веденяпина: «А в Темнико-ве-де, государь, воровских людей стоит 4000, устроясь с пушки. Да в темниковском-де, государь, лесу на засеках на арзамасской дороге... стоит воровских людей от Темникова ж в 10-ти верстах 8000 с огненным боем. Да к ним же... пришли из Троецкого острогу... с пушки и с мелким ружьем с 300 человек». Отписка датирована 28 ноября 1670 г.
В начале декабря 1670 г. правительственные войска развернули наступление на мятежный Темников. На подступах к Темникову обоз полкового воеводы И. Лихарева был атакован отрядом Ф Сидова. Жихарев сообщил в ставку главного воеводы Ю. А. Долгорукого, что под. Темниковом завязался «бой большой». Несмотря на отчаянную попытку одолеть врага, восставшие потерпели серьезное поражение и понесли крупные потери. Отдельные крестьянские отряды рассеялись по лесам. Удалось, по-видимому, скрыться и Федору Сидорову. Путь к городу, где оставалась лишь горстка восставших, был открыт.
Прослышав о победе Лихарева, темниковские "лутчие люди"(попы, и свергнутые бояре) воспользовались моментом и схватили повстанцев. 4 декабря 1670 г. их, накрепко связанных выдали подошедшему к Темникову с войском Долгорукому. Среди 18 пленников была и Алена.
О ней известно из сохранившегося допроса, произведенного поймавшем ее воеводой Долгоруковым. Под пыткой она рассказала: “…меня зовут Аленою, родом я из Выездной Арзамасской Слободы, была замужем за крестьянином же, а как муж мой умер, то я постриглась в старицы и была во многих местах на воровстве и людей портила (т. е. колдовала и ворожила). В нынешнем году (1670) пришла я из Арзамаса в Темников, собирала с собой на воровство много людей и с ними воровала, стояла в Темникове на воеводском дворе с атаманом Федькой Сидоровым и учила его ведовству”.
Поскольку к разбойничанию Алены примешалось ведовство, ее судили как еретицу и приговорили к “сожжению в срубе”, вместе с "кореньями".
Этот вид казни применялся в сравнительно редких случаях. Небольшой четырехугольный сруб из бревен заполняли изнутри хворостом, который зажигался. Приговоренного ставили на край сруба, откуда он “кланялся” народу. По сигналу воеводы палач сбрасывал казнимого в середину пламени.
Алена вор – старица не далась палачу. Она сама прыгнула на пылающий хворост, успев крикнуть окружающей толпе: “Когда бы все воевали так, как я, - то не сдобровать бы боярам и воеводам!”

Интересно, что не смотря на то, что события происходили в России, здесь фактически не сохранилось(или же они засекречены) никаких свидетельств и описаний героев той войны, за исключением сухих и надменных «расспросных речей», которые выпытывались из пленённых повстанцев карателями, перед их казнью. В тоже время, свидетелями тех событий были также путешественники, послы и солдаты из Западной Европы, которые достаточно детально описывали некоторые события. Например, Иоганн Фриш в своей корреспонденции, изданной в Альтоне в 1677 г., сообщал: «Через несколько дней после его (Разина) [казни] была сожжена монахиня, которая, находясь с ним [заодно], подобно амазонке, превосходила мужчин своей необычной отвагой. Когда часть его войска была разбита Долгоруковым, она, будучи их предводителем, укрылась в церкви и продолжала там так упорно сопротивляться, что сперва расстреляла все свои стрелы, убив при этом еще семерых или восьмерых, а после того, как увидела, что дальнейшее сопротивление невозможно, отвязала саблю, отшвырнула ее и с распростертыми руками бросилась навзничь к алтарю. В этой позе она и была найдена и пленена ворвавшимися [солдатами]. Она должна была обладать небывалой силой, так как в армии Долгорукова не нашлось никого, кто смог бы натянуть до конца принадлежавший ей лук. Ее мужество проявилось также во время казни, когда она спокойно взошла на край хижины, сооруженной по московскому обычаю из дерева, соломы и других горючих вещей, и, перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула в нее, захлопнув за собой крышку, и, когда все было охвачено пламенем, не издала ни звука». Речь идёт об Алёне Арзамасской, однако не исключено, что Фриш несколько приукрасил эти события. В любом случае данное свидетельство вызывает интерес.

Далее есть другое свидетельство, которое интересно тем, что не только упоминает казнь Алёны но и затрагивает тему статьи, т.е оно формально свидетельствует о том, что мотивация эрзянских повстанцев несколько отличалась от мотивации русских казаков, и по всей видимости имела национально-освободительный характер.

Иоганн Марций в Тюрингии, 1674:
«В дальнейшем основные действия русских войск развернулись в двух сражениях; одно произошло под местечком Мурашкино где очень отличились немцы: русским пришлось бы уйти с поля боя (они уже начали отходить), но немецкая конница подоспела к ним на помощь и, врезавшись в самую гущу мятежников, смешала их ряды и обратила в бегство. Число убитых было огромно, а всех, попавших в плен, перебили. Второе сражение произошло у местечка Лысково; здесь пали лучшие силы мятежников, и сражалось уже не столько войско, сколько беспорядочная толпа страшная только совершенным своим отчаянием. И действительно, резня была ужасающая, а тех, что попались живыми вруки победителей, ожидали в наказание за государственную измену жесточайшие муки: одни пригвождены были к кресту, другие посажены накол, многих подцеплял за ребра багор –так постыдно они погибли. Но никого не наказывали строже, чем казаков мордвинов, если не считать некоей женщины, которую сожгли за то, что монашеский чин, к которому раньше принадлежала, она сменила на военные одежды и дела. Тex, что сначала смогли бежать, а потом были схвачены, свирепо казнили прямо на месте, а бежавших в безлюдные места (sohtudines) (Solitudines, может быть,просто «степи») заморили голодом».
Примечательным является факт использования Московским правительством иностранных наёмников, для подавления, вроде как «своего» народа. В данном свидетельстве упоминается лишь немецкая конница, однако помимо неё «москвитяне» ещё просили помощи у Польши, в результате этого, поляков (из России) вернулось столько, «словно их водили на убой» пишет тот же Фриш. На момент восстания Москва тут-же «помирилась» со Швецией, и также просила у неё помощи в виде наёмных солдат для подавления мятежа, по словам Фриша свои силы у москвитян были на исходе.

Однако вернёмся к свидетельству Марция, Выходит багор, пригвождение к кресту и посадка на кол, ещё не самое строгое наказание? Ведь, как он пишет «казаков-мордвинов» наказывали строже всех. Тут же вопрос «почему»? Возможно, просто эрзяне были наиболее активными участниками тех событий? Очевидно причина не только в этом, скорее всего и их активность, в том числе была связанна с иными мотивами. Именно поэтому «кровавой точкой» той войны стали демонстративные мероприятия, учинённые карателями на Ивановских буграх Арзамаса, всем известного бывшего эрзянского центра, который находился в составе Московского государства на тот период только сто лет.

Иностранец, посол при дворе царя Алексея, Кунрад фон Кленк, поражённый увиденным, непосредственный свидетель происходившего, пишет: “На это место страшно было смотреть, оно походило на преддверие ада. Кругом стояли виселицы; на каждой колыхалось по нескольку человек. В другом месте валялось множество обезглавленных тел, плавающих в крови. В разных местах находились посаженые на кол люди, из коих немало оставалось живыми до трех суток и слышны были их голоса. В три месяца от рук палачей погибло 11 000 человек…” Представьте в течении трёх месяцев на Ивановские бугры приводились толпы людей и уничтожались, за одними толпами приводили другие и так далее. Есть свидетельства, говорящие о том, что в Арзамас уводили лишь часть пленных, часть же уничтожалась, что называется, на месте – в сёлах восставших устанавливали виселицы, целю которых было моральное подавление оставшихся жителей села родом из которого были восставшие, помимо этого сжигалось и само село.

События в Эрзянь Мастор фактически имели решающее влияние на всю Разинскую компанию в Среднем Поволжье, восставшие оказались деморализованы действиями правительственных войск. Жесткая расправа происходила везде, где только появлялись карательные отряды. Казни сопровождались разорением дома и хозяйства казнимого – в те времена это фактически обречение многих на смерть, только более мучительную. Например, только в одном Алатырском уезде каратели сожгли эрзянские сёла: Старые Чукалы, Старое Баево, Старые Селищи, Андреевка, Баево на Пиченеях, Турдаково, Кечушево на Космолатко, Ардатово на Алатыре и другие. В радиусе 17 км вокруг Саранска были сожжены все эрзянские сёла(в том числе и родное село Акая Боляева – Костяшево). Эрзянские сёла полностью исчезли с нынешних Лямбирьского и Ромодановского(кроме одного села – Курилово) р-онов Мордовии. От эрзянских сёл «отчистили» так называемую Саранскую дорогу (От Саранска до Арзамаса), нынешний Починковский р-он Нижегородской обл., часть Арзамасского.

Думаю более чем красноречиво об этих событиях писатель и исследователь нижегородского края 19 века П.И Мельников-Печерский:

«С крайнею осторожностью стали смотреть в XVII столетии на мордву и всеми способами заботиться о наибольшем усилении русского населения между инородцами. В то же время запрещено было продавать им оружие и всякие военные принадлежности, не позволялось в мордовских деревнях заводить кузницы и даже земледельческие орудия и другие металлические вещи, необходимые в домашнем быту, дозволялось покупать только в городах и притом в самом ограниченном количестве. По усмирении же бунта Разина меры предосторожности против мордвы были усилены: у неё отбирали оружие, запрещали иметь даже луки и стрелы, запретили звериную охоту. В то же время приняты деятельнейшие меры к распространению между ней христианства, а главное, к утверждению её в истиной вере и к возможно большему обрусению...»

Собственно нечего добавить к словам Мельникова-Печерского, достаточно прямо и чётко описал он суть тех событий и их последствий в Эрзянь Мастор. Национально-освободительное рвение обычного крестьянского народа оказалось потоплено в крови, такое решение проблем народа оказалось наиболее приемлемой для будущей империи, потратиться на народ, обеспечить его будущим – т.е потерять имперские амбиции. Москва их терять не желала...

http://arto-mas.livejournal.com/3881.html